Новости

Наталья СеребренниковаОпубликовано 2 Окт 2013, 04:06 МСК

2 октября, во время съемок легендарного фильма о Великой Отечественной войне «Они сражались за Родину» умер Василий Шукшин – писатель, кинорежиссер, сценарист, актер, ставший ярким, явлением в культурной жизни России.

Родившийся в крестьянской семье, в маленькой деревушке на Алтае суровый и серьезный Шукшин прожил трудное детство, в 13-ть заменил семье погибшего на войне отца. Ему пришлось много работать, чтобы прокормить младших братьев. Отслужив в армии, попробовав много видов деятельности (даже в партийных инструкторах побывал Василий Макарович), женившись, уже перейдя в возраст зрелости, Шушин решился поступать во ВГИК.

На экзамене Василий поругался с Роммом. Ромм спросил Шукшина что он думает про роман Толстого «Война и мир»? Всегда говорящий правду Шукшин ответил, что роман он не читал. Ромм, увидевший в анкете Василия Макаровича, что тот работал директором сельской школы, раскричался: «Как же вы работали директором школы? Вы же некультурный человек! А еще режиссером хотите стать!», Шукшин тоже разозлился: «А что такое директор школы? Дрова достань, напили, наколи, сложи, чтобы детишки не замерзли зимой. Учебники достань, керосин добудь, учителей найди. А машина одна в деревне — на четырех копытах и с хвостом... А то и на собственном горбу... Куда уж тут книжки толстые читать...». Ромм опешил и принял Василия Макаровича к себе на курс, пояснив ошеломленным ассистентам: «Только очень талантливый человек может иметь такие нетрадиционные взгляды. Я ставлю ему пятерку».

Так Шукшин ярко, «нетрадиционно» вошел в кинематографическую жизнь столицы. И с первой своей главной роли в фильме Марлена Хуциева «Два Федора», привлек всеобщее внимание – зрители полюбили простого, открытого, с цельным сильным характером парня. Предложения сниматься приходили отовсюду: «Золотой эшелон», «Простая история», «Аленка», «Мишка, Серега и я»  — фильмы с участием Василия Макаровича не сходили с широких экранов.

Параллельно с  удачной карьерой в кино хорошо складывалась и его писательская биография – рассказы печатались в центральных изданиях, становились популярными, любимы читателями.

В 1963 году выходит первый фильм Василия Шукшина «Живет такой парень» по его же рассказам. Картина пользовалась грандиозным успехом. В главной роли Василий Макарович снял своего сокурсника Леонида Куравлева. Картина получила Приз «Золотой Лев Св. Марка» на МКФ в Венеции.

Потом были и знаменитые «Печки-лавочки», «Калина Красная», «Пришел солдат с фронта» — фильмы-шедевры, культурное достояние страны.

И, тем не менее, Василий Макарович, в первую очередь – самобытный, могучий писатель. Поэтому сегодня, в день его памяти, предлагаем вам вспомнить яркие цитаты из его простых и правдивых произведений.

 «Живет такой парень»

Тебе тошно, а ты улыбайся. Вот тогда будешь интересная женщина. Ходи, вроде тебя ни одна собака сроду не кусала. Голову кверху, грудь вперед — и улыбайся. Только не хохочи. Это дурость.

Вот ржёт-то! Может, разбудить его, а? Сказать, что у него дом сгорел — ему тогда не до смеха будет!

Женщина — как стартёр: когда-нибудь да подведёт!

«Я пришел дать вам волю»

Нет, не зря Степан Тимофеевич так люто ненавидел бумаги: вот «заговорили» они, и угроза зримая уже собиралась на него. Там, на Волге, надо орать, рубить головы, брать города, проливать кровь... Здесь, в Москве, надо умело и вовремя поспешить с бумагами, — и поднимется сила, которая выйдет и согнет силу тех, на Волге... Государство к тому времени уже вовлекло человека в свой тяжелый, медленный, безысходных круг; бумага, как змея, обрела парализующую силу. Указы, Грамоты. Списки... О, как страшны они! Если вообразить, что те бумаги, которые жег Разин на площади в Астрахани, кричали голосами, стонали, бормотали проклятья, молили пощады себе, то эти, московские, восстали жестоко мстить, но «говорили» спокойно, со знанием дела. Ничто так не страшно было на Руси, как госпожа Бумага. Одних она делала сильными, других — слабыми, беспомощными.

Сильный в этом мире узнает все: позор, и муки, и суд над собой, и радость врагов.

 

«Любавины»

Ах, какая же это глубокая, чистая, нерукотворная красота — русская песня, да еще когда ее чувствуют, понимают. Все в ней: и хитреца наша особенная — незлая, и грусть наша молчаливая, и простота наша неподдельная, и любовь наша неуклюжая, доверчивая, и сила наша — то гневная, то добрая...И терпение великое, и слабость, стойкость — всё.

Что-то остается в нас от родины такое, что живет в нас всю жизнь, то радуя, то мучая, и всегда кажется, что мы ее, родину, когда-нибудь еще увидим.

Ты мужик, а мужик до сорока годов парень. Смотри не распускай перед ней слюни, а то живо скрутит в бараний рог. С ними — во как надо, — она показал сыну жилистый кулак. — Для первого раза обязательно выпори. Вожжами.

 

«Охота жить»

Вот вы там хотите, чтобы все люди жили одинаково... Два полена и то сгорают неодинаково, а вы хотите, чтоб люди прожили одинаково!

«Печки-лавочки»

На наш век чемоданов хватит

Ох уж мне эта интеллигенция! Ну кто же деньги кладёт в чемодан?

— Поезд плавненько поднимается в воздух, перелетает реку и опускается точно на рельсы.

— А где же крылья у него будут?

— Вечный вопрос. Никаких крыльев. Воздушная подушка. Паровоз пускает под себя мощную струю отработанного пара и по пару, по пару…

«Калина Красная»

Народ для разврата собрался!

А то я вас рядом положу. И заставлю обниматься — возьму себе еще одну статью: глумление над трупами. Мне все равно.

— И сколько сейчас дают за недоразумение?

— Пять.

— Мало, раньше больше давали.

Я поселю здесь разврат! Я опрокину этот город во мрак и ужас!

Умеешь радоваться – радуйся, не умеешь – так сиди.

Лапуленька, а что если мы сейчас возьмём и обрадуемся на пару?

Не могли бы мы где-нибудь здесь организовать небольшой забег в ширину? Такое, знаете, бордельеро.

— У него даже и походка-то какая-то стала!.. — с восхищением сказал Губошлеп. — Трудовая.
— Пролетариат, — промолвил глуповатый Бульдя.
— Крестьянин, какой пролетариат!
— Но крестьяне-то тоже пролетариат!
— Бульдя! Ты имеешь свои четыре класса и две ноздри — читай «Мурзилку» и дыши носом.

«Дебил»

— Невесту, уважаемая, можно не выбирать: все равно ошибешься. А шляпа — это продолжение человека.

Анатолия Яковлева прозвали на селе обидным, дурацким каким-то прозвищем — «Дебил». Дебил — это так прозвали в школе его сына, Ваську, второгодника, отпетого шалопая. А потом это словцо пристало и к отцу. И ничего с этим не поделаешь — Дебил и Дебил. Даже жена сгоряча, когда ругалась, тоже обзывала — Дебил. Анатолий психовал, один раз «приварил» супруге, сам испугался и долго ласково объяснял ей, что Дебил — так можно называть только дурака-переростка, который учиться не хочет, с которым учителя мучаются. «Какой же я Дебил, мне уж сорок лет скоро! Ну?.. Лапочка ты моя, синеокая ты моя… Свинцовой примочкой надо — глаз-то. Купить?»

«Случай в ресторане»

Увидел, человек нуждается в помощи, — бери и помогай. Не спрашивай.

Не скажешь, чтобы в голосе её слышалась грусть или скорбь, но была в её голосе, глубоко спокойном, — усталость. Как будто накричался человек на том берегу реки, долго звал, потом сказал себе тихо, без боли: «Не слышат».

«Верую»

Распори он ножом свою грудь, вынь и покажи в ладонях душу, — она скажет — требуха.

«Свояк Сергей Сергеевич»

— А у тебя, например, комбайн есть?
— Какой комбайн?
— Обыкновенный, которым жнут.
— Зачем он мне?
— Вот также и мне телевизор не нужен, как тебе комбайн. Но я же не делаю тебе замечание, что у тебя комбайна нет.