Новости

Наталья СеребренниковаОпубликовано 8 Сен 2013, 15:00 МСК

9 сентября 1945 года, в Париже умерла русская поэтесса, писательница, литературный критик Зинаида Гиппиус, всего через несколько лет после смерти своего мужа поэта Д. С. Мережковского, с которым прожила в браке 52 года «не разлучаясь ни на один день».

Многие ненавидящие Гиппиус приходили убедиться, что она мертва и стучали палками о крышку гроба. Другие, любящие ее безутешно плакали над ним, не желая поверить, что Зинаиды больше нет и чувствуя в ее смерти конец целой эпохи.

В начале прошлого столетия Гиппиус называли «Декадентской мадонной», справедливо отдавая дань ее огромному вкладу в развитие культуры Серебряного века. Ее значимая, мощная фигура многие годы была главным предметом обсуждения в литературных и богемных кругах обеих столиц. Об этой необычной женщине ходили разные слухи, часто специально рожденные и подогреваемые ей самой с целью создания мифического ореола вокруг своей персоны. Давайте вспомним самые известные из них.

«Дьяволица»

Гиппиус старательно пыталась казаться тем, чем не была в действительности.

Будучи человеком открытым, внимательным ко всему, она, проявляла себя такой только оставаясь наедине с собеседником: «Как друг, как товарищ, как соучастник в радости и горе Зинаида Николаевна была неповторима. Ее заботливость простиралась на состояние вашей обуви, на дефекты вашего белья… Живые конкретные детали в жизни ближнего всегда ее занимали. Из всех женщин, которых я встречал в жизни, самая необыкновенная была Зинаида Гиппиус» (из воспоминаний литературного критика Акима Волынского). А вот рассказ поэта А. Белого:  «С ней общенье, как вспых сена в засуху: брос афоризмов в каминные угли; порою, рассыпавши великолепные золото-красные волосы, падающие до пят, она их расчесывала: в зубы — шпильки; бросалась в меня яркой фразой, огнем хризолитовых ярких глазищ; вместо щек, носа, лобика — волосы, криво-кровавые губы, да два колеса — не два глаза... В безответственных разговорах я с ней отдыхал: от тяжелой нагрузки взопреть с Мережковским; она, «ночной житель», утилизировала меня, зазвавши в гостиную по возвращении от Блоков (к 12 ночи); мы разбалтывались; она разбалтывала меня; и писала шутливые пируэты, перебирая знакомых своих и моих; держала при себе до трех-четырех часов ночи: под сапфировым дымком папироски мы бывало витийствуем о цветовых восприятиях: что есть «красное», что есть «пурпурное»».

Хотя тот же Белый, записывая первые впечатления от знакомства с Гиппиус был просто беспощаден: «Тут зажмурил глаза; из качалки — сверкало; 3. Гиппиус, точно оса в человеческий рост... ком вспученных красных волос (коль распустит — до пят) укрывал очень маленькое и кривое какое-то личико; пудра и блеск от лорнетки, в которую вставился зеленоватый глаз; перебирала граненые бусы, уставясь в меня, пятя пламень губы, осыпаяся пудрою; с лобика, точно сияющий глаз, свисал камень: на черной подвеске; с безгрудой груди тарахтел черный крест; и ударила блесками пряжка с ботиночки; нога на ногу; шлейф белого платья в обтяжку закинула; прелесть ее костяного, безбокого остова напоминала причастницу, ловко пленяющую сатану...»

Да, в обществе Зинаида держалась высокомерно и холодно, провоцировала вражду, раздавала ироничные, язвительные замечания (особенно по поводу женщин), разглядывая присутствующих в свою знаменитую золотую лорнетку (которую многие не простили ей даже после смерти) – Гиппиус отчаянно, любыми средствами хотелось царить, поражать, околдовывать, что ей, безусловно, блестяще удавалось: называя прекрасную Зинаиду «Декаданской мадонной», литераторы неизменно прибавляли и второе ее произвище – «Дьяволица», соглашаясь со  стишком Вл. Соловьева, написавшем о ней так:

Я — молодая сатиресса,

Я — бес.

Я вся живу для интереса

Телес.

Таю под юбкою копыта

И хвост...

Посмотрит кто на них сердито

— Прохвост!

Сама же о себе Зинаида Николаевна, искусно внедряя в сознание современников задуманный ею образ, сообщала:

Она шершавая, она колючая,

Она холодная, она змея.

Меня изранила противно-жгучая

Ее коленчатая чешуя.

(…) И эта мертвая, и эта черная,

И эта страшная – моя душа!

«Гермофродит»

Зинаида Гиппиус упорно поддерживала миф о своей андрогинности, многие современники (особенно женщины) считали ее гермафродитом. Стихи свои Гиппиус писала от имени мужчины, литературные статьи подписывала десятком мужских псевдонимов (самый известный Антон Крайний). Много курила и часто фотографировалась с сигаретой в руках. Зинаиде Николаевне очень нравилось произвести шоковое впечатление на публику, свободно появляясь в мужских костюмах, примерно так как она изображена на знаменитом портрете Льва Баста:

При этом Гиппиус у себя принимала посетителей в вызывающе экзотичных одеждах, в туалетах с «большой фантастической прелестью» (по утверждению Волынского), очень ярко красилась, обильно пользуясь косметикой и тщательно заботилась о своих длинных, почти до пят, прекрасных золотых волосах (что плохо сочетается со стремлением выставить себя мужчиной больше чем женщиной).

Не отрицала, даже подогревала Гиппиус и слухи о своих интересах к женщинам (что крайне сомнительно, зная про большую обоюдную нелюбовь продолжавшуюся всю жизнь между Зинаидой Николаевной и представительницами одного с ней пола). Свидетельства об интимных связях Зинаиды Гиппиус с дамами, дошедшие до нас размыты и не точны, зато сохранились ее письма к Акиму Волынскому, с которым у поэтессы был многолетний роман:

15 января 1894 года: «И без тебя я не умею жить... Мы отдали друг другу слишком много. И я прошу как милости у Бога, Чтоб научил он сердце не любить!»

27 февраля 1895 года: «...Боже, как бы я хотела, чтобы вас все любили!.. Я смешала свою душу с вашей, и похвалы и хулы вам действуют на меня, как обращенные ко мне самой. Я не заметила, как все переменилось. Теперь хочу, чтобы все признали значительного человека, любящего меня...»

4 марта 1895 года: «...я хочу соединить концы жизни, сделать полный круг, хочу любви не той, какой она бывает, а... какой она должна быть и какая одна достойна нас с вами. Это не удовольствие, не счастье — это большой труд, не всякий на него способен. Но вы способны — и грех, и стыдно было бы такой дар Бога превратить во что-то веселое и ненужное...»

«Тройственный союз»: Мережковский-Гиппиус-Философов»

Зинаида Николаевна очень рано и очень быстро (через несколько недель после знакомства) вышла замуж за поэта, писателя и философа Дмитрия Мережковского. Все случилось как-то буднично: после венчания молодые в кругу семьи невесты (мамы и сестер) попили чаю и Мережковский отправился к себе в гостиницу, а Гиппиус – спать. На утро 19-ти летняя Зинаида с удивлением вспомнила, что она, оказывается замужем.

Бронислава Погорелова (своячница В. Брюсова) описала Гиппиус с Мережковским: «Странное впечатление производила эта пара: внешне они поразительно не подходили друг к другу. Он — маленького роста, с узкой впалой грудью, в допотопном сюртуке. Черные, глубоко посаженные глаза горели тревожным огнем библейского пророка. Это сходство подчеркивалось полуседой, вольно растущей бородой и тем легким взвизгиванием, с которым переливались слова, когда Д.С. раздражался. Держался он с неоспоримым чувством превосходства и сыпал цитатами то из Библии, то из языческиx философов. А рядом с ним — Зинаида Николаевна Гиппиус. Соблазнительная, нарядная, особенная… Держалась она как признанная красавица, к тому же — поэтесса. От людей, близко стоявших к Мережковским, не раз приходилось слышать, что заботами о семейном благоденствии ведала исключительно З.Н. и что в этой области ею достигались невероятные успехи».

Супруги, договорившееся о платонической(!) любви, поселились в Петербурге, в огромной квартире в доме Мурузи, посещение которой, через некоторое время считалось честью для литераторов северной столицы. Все знали, что именно Гиппиус – прима кружка, сложившегося вокруг Мережковского. Ее острый язык, точные, умные высказывания по любому, малейшему литературному поводу (в том числе и по поводу входящих в дом гостей) снискали Гиппиус славу скорее отрицательную – Зинаиду Николаевну искренне боялись. Тем не менее в Петербурге Гиппиус знали и уважали все, к ее мнению внимательно прислушивались.

В 1905 году Мережковские сблизились с литературным критиком Дмитрием Философовым (бывшим любовником Сергея Дягилева – учредителя «Русских вечеров» в Париже). И стали жить втроем. Что казалось невозможным поступком в глазах петербургского общества. Тогда выдающийся мистификатор Зинаида Гиппиус выдумывает целую философскую теорию с сильным религиозным(!) уклоном, громко называя ее «Новой церковью», а сожительство втроем «Тройственным союзом» и «Триединой семьей», переведя примитивное нарушение общепринятых норм в плоскость «высшую», «духовную». С энтузиазмом разрабатывает положения и устав «Царства Третьего Завета» (должного, конечно, не меньше чем прийти на смену христианства!), пытаясь завлечь своей идеей (освятить плоть, тем самым уничтожая разрыв между духом и плотью) как можно больше экзальтированных жителей полубогемного и литературного Петербурга, проводя еженедельные «Собрания», издавая журнал, записывая в члены и собирая членские взносы. Бердяев, нежно любящий Гиппиус (и ни за что не соглашающийся вступить в Зинаидино общество), писал своей слишком увлекшейся подруге: «Боюсь, что у Вас есть тенденция образовать секту».

Гиппиус устроила еще один «Тройственный союз» между двумя своими сестрами Татьяной и Натальей с историком церкви Антоном Карташевым. И, конечно, достигла главной цели: сожительство Мережковских с Философовым общество посчитало высокодуховным, да и в глазах потомков, выглядит оно не примитивным проживанием втроем (как, например, у Бриков с Маяковским), а мистически-одухотворенным завершением целой философской идеи.