Новости

Наталья СеребренниковаОпубликовано 19 Авг 2013, 04:54 МСК

19 августа 1936 года погиб величайший из поэтов прошлого столетия Федерико Гарсия Лорка. Его убили в горах на юге родной, столь пронзительно им воспетой  Испании сторонники генерала Франко, отчего-то решив, что Лорка – республиканец. А погибший 38-ми летний Федерико не принадлежал вообще ни к какой партии, он был только лишь поэтом, писавшим гениальные сочинения — трагическим и прекрасным, достоянием всего человечества. Лорка, к моменту расстрела, только приступил к своим главным произведениям — он был молод, полон сил и идей. Франкисты публично сожгли его книги, объявив вне закона.

Начиная с самого первого сборника «Впечатления и пейзажи» в 1918 году Лорка стал известным у себя на Родине, а после выхода  «Цыганского романсеро», где фатализм перемешался с напряженной, нервной эмоциональностью Лорку узнали за пределами Испании, правда, решили, что он цыган – так ярки и убедительны поэтические образы, волен и могуч дух баллад.

Кроме удивительного поэтического наследия Лорка оставил потомкам свои пьесы: фарсы «Волшебная башмачница» и «Любовь Дона Перимплина»; трагедии «Кровавая свадьба», «Иерма», «Дом Бернарды Альбы». Все три трагедии — о женщинах. Каждая, загнанная в угол непреодолимыми обстоятельствами ставится причиной страшного, кровавого конца драматической истории. Пьесы красочными средствами изображают быт и нравы Испании. Они пользовались оглушительным успехом и до сих пор идут во многих театрах мира.

Лорка, так много не успевший, замолчавший навсегда 19 августа 1936 года в предгорьях Сьерра-Невады обжигающими рифмами, сумеречно и трагично писал о любви, ненависти, ревности, умея дотронуться до самых глубин души, вызвать звучание струн сердца своими стихами.

Давайте сегодня, в день памяти по великому поэту Федерико Гарсиа Лорке прочитаем его удивительные, лучшие стихотворения о самом сильном человеческом переживании – о несчастной любви. (Рисунки Федерико Гарсиа Лорки)

Поэт говорит правду

Все выплакать с единственной мольбою —

люби меня и, слез не отирая,

оплачь во тьме, заполненной до края

ножами, соловьями и тобою.

И пусть на сад мой, отданный разбою,

не глянет ни одна душа чужая.

Мне только бы дождаться урожая,

взращенного терпением и болью.

Любовь моя, люби! — да не развяжешь

вовек ты жгучий узел этой жажды

под ветхим солнцем в небе опустелом!

А все, в чем ты любви моей откажешь,

присвоит смерть, которая однажды

сочтется с содрогающимся телом.

Сонет о письме

Любовь до боли, смерть моя живая,

жду весточки — и дни подобны годам.

Забыв себя, стою под небосводом,

забыть тебя пугаясь и желая.

Ветра и камни вечны. Мостовая

бесчувственна к восходам и заходам:

И не пьянит луна морозным медом

глубин души, где темень гробовая.

Но за тебя шел бой когтей и лилий,

звериных смут и неги голубиной,

я выстрадал тебя, и вскрыты жилы.

Так хоть бы письма бред мой утолили,

или верни меня в мои глубины

к потемкам, беспросветным до могилы!

Тернистая любовь

Вся мощь огня, бесчувственного к стонам,

весь белый свет, одетый серой тенью,

тоска по небу, миру и мгновенью

и новый вал ударом многотонным.

Кровавый плач срывающимся тоном,

рука на струнах белого каленья

и одержимость, но без ослепленья,

и сердце в дар — на гнезда скорпионам.

Таков венец любви в жилище смуты,

где снишься наяву бессонной ранью

и сочтены последние минуты,

и несмотря на все мои старанья

ты вновь меня ведешь в поля цикуты

крутой дорогой горького познанья.

Встреча

В этом глухом поречье

мы не искали

встречи.

Как я люблю, ты знаешь,

И понапрасну речи!

Лучше ступай тропинкой

К своей округе.

А у меня гвоздями

пробиты руки.

Или не хватит крови

и смертной муки?

Лучше ступай, не глядя,

и я не стану,

и поклонимся оба

Сан-Каэтану,

чтобы в глухом поречье

век не искать нам

встречи.